Синий Путь,
рассказала Ольга Борисовна Полевица
* * *
Жил-был охотник. Звали его Синий Путь. Далеко ходил он на охоту вдоль Большой Реки, и во всём была ему удача. Приносил он вдоволь дичи и рыбы и ни разу не добывал больше, чем нужно. Всё его в мире радовало: повеет ветер — он подставляет ему лицо; цветной чешуйкой сверкнёт на солнышке рыба — он улыбается; белочка прыгнет на плечо, пушистым хвостом шею пощекочет — он засмеётся; качнётся кружево берёзовых ветвей — он залюбуется их тонким узором; услышит весенний призыв желны — пожелает ей удачи; а взглянет на синие струи Большой Реки — будто сильней станет...
И вот приснился как-то ему сон: шёл он как всегда вдоль Большой Реки и добрался до Великого Моря. Спустился с крутого берега к самой воде, а там сидит на камушке синеглазая девушка, и волосы у неё будто струйками переливаются, на солнце поблёскивают. Опустит она прядь в воду — станут волосы прозрачными, как растают. Вынет из воды — опять видны. Загляделся Синий Путь. Что, думает, за диво такое? Смотрит он на девушку — не налюбуется. А та молчит, пальчиками кудри в воде перебирает. Наконец подняла глаза, а они невесёлые, слезами затуманились, от горьких мыслей поблёкли. Глядит девушка на охотника, как о помощи просит. А Синий Путь силится ей хоть слово сказать, хоть руку протянуть — и не может. Так и проснулся...
Проснулся — и невесёлый стал, всё из головы нейдёт незнакомая красавица, всё взгляд её печальный чудится, голос чудный слышится... Маялся так сколько-то дней, а потом решил — пойду вдоль Большой Реки, может, сон мне путь указывал. Тотчас собрался и пошёл. День идёт, другой идёт, уж снова солнце к вечеру клонится, а Реке всё конца-краю нет. Всё шире, всё больше она становится, всё темней её синяя глубина...
Радовался Синий Путь могучей красоте родной Реки, любовался её синим отблеском. Но вот стал он замечать, что всё чаще в её поток вплетались мутные струи, и меркла от них чистая синь, тускнели ясные блики... И гасла радость молодого охотника. Многое увидел Синий Путь. Заболело от горя его сердце, потемнели от боли глаза, пролегли по лицу морщины. Как будто на два десятка лет старше стал.
Долго шёл Синий Путь, три раза успела Луна родиться. Наконец вышел к Морю. Глазам его открылся широкий простор, грудь наполнил свежий ветер, но пасмурно было Море. Медленно катились его волны, прячась под низкими облаками. Тревожно и резко кричали над ним большие птицы... Пасмурно было Море.
Спустился Синий Путь с крутого берега к самой воде, а там сидит на камушке синеглазая девушка, и волосы у неё струйками переливаются. Опустит она прядь в воду — станут волосы прозрачными, будто растают. Вынет из воды — опять видны. Ну точно как в том сне. И молчит так же, пальчиками кудри в воде перебирает. Наконец подняла девушка глаза, а они невесёлые, слезами затуманились, от горьких мыслей поблёкли. Встретил её взгляд Синий Путь и вдруг понял её тоску. Понял — и накрепко полюбил незнакомку. Не за красоту, не за чудные волосы — за родное сердце.
— Здравствуй, Синий Путь, — говорит девушка. — Давно я тебя жду.
— Кто ты? Как зовут тебя отец с матерью? — спрашивает охотник.
— Лазурь, — она отвечает. — Моя мать — Большая Река, а отец — Великое Море. Давным-давно, много веков назад, пришла моя мать на этот берег. Суровым он был тогда и неприютным — огромные холодные волны яростно бились об эти утёсы. С начала времён не видели здесь ни одной речки, только робкие и торопливые ручейки подбегали к скалистому краю и падали вниз. И вот засияла под солнцем Большая Река и покорила суровое Море чистотой синих струй, светлой красой вод. Потеплела морская вода, утихли бурные волны, ласково покатились ей навстречу. И Большая Река полюбила могучего и доброго богатыря Море. Вместе сложили они в скалах супружеское ложе, и дважды в день обнимало Море свою любимую, дважды в день смешивались их воды. Это было так красиво — синь и бирюза среди красных скал. Потом родилась я, и как же счастливо мы жили тогда!
Отец бережно разравнивал ладонями мягкий сыпучий песок, и я играла на нём и спала, как в колыбели. Деревья и травы, птицы и звери, ветер и солнце — все говорили со мной, и скоро я научилась их языкам. По вечерам отец с матерью рассказывали о Земле и других мирах, о том, как живут там наши сородичи…
А когда я немного подросла, сюда пришли люди. Им тоже понравилось ласковое Море и светлая Река, и они здесь поселились. Им были рады, как и всем остальным. Но эти люди стали без счёту убивать птиц и зверей, они вылавливали рыбу — до тех пор, пока уже некому стало попадать в их сети и ловушки, они вырубили леса, даже собрали всех моллюсков, кроме тех, что поселились вон на той скале!..
Наши друзья больше не могли тут оставаться — им негде стало рыть норы, не на чем строить гнёзда, а живой лес оказался так далеко, что даже птицы не успевали летать туда за кормом.
Все, кто ещё мог, стали уходить отсюда в другие места, где можно было жить. Мы остались почти одни. Зато людей стало больше. Они разогнали или погубили всех вокруг себя, и им стало всего не хватать. И они ... они начали убивать друг друга!
Лазурь закрыла лицо руками, и светлые ручейки слёз потекли меж тонких пальцев. Синий Путь обнял её вздрагивающие плечи, и сила его тёплых рук приободрила девушку.
— Здесь везде была кровь, — тихо сказала она, показывая на пустынные дюны. Потом вдруг набрала полные ладони песка и улыбнулась светло и нежно, как улыбается девушка, глядя на свою первую куклу:
— Это моя колыбель. Отец сам каждую песчинку гладил ладонями...
Она подняла глаза и горестно повторила:
— Тогда здесь везде была кровь. И синее тело моей матери было красным. И мои волосы тоже. Я помню, как сильно разгневался отец. Выше самых высоких деревьев поднялась волна и смыла всё — и кровь, и людей, и их город. Не осталось ничего, даже обломков. Немногие уцелевшие хотели снова поставить здесь свои дома, но отец смывал их раз за разом. Теперь люди боятся его и не приходят. Я слышала, как они называли отца Злым Морем! И это они — те, что разрушили всё вокруг, убили или прогнали всех, кто здесь рос, цвёл, пел и радовался многие века!
Лазурь смахнула гневные слёзы и продолжала:
— Мы снова жили хорошо и ждали, что все наши друзья скоро вернутся. Но люди, наверное, не могут оставить в покое то, что ещё можно разрушить. Они боятся отца и теперь поселились там, куда не достанет его сила и где им не страшны самые высокие волны. Люди живут рядом с моей матерью, и она заболела. Заболела смертельно. А отец ничем не может ей помочь. Посмотри, каким он стал! — воскликнула девушка.
— Много лет он бессильно смотрит, как умирает его жена, смотрит, как люди медленно и мучительно губят жизнь той, с кем он долгие века делил радость и счастье; той, чья светлая прелесть сделала его когда-то тёплым и ласковым…
Охотник слушал и вспоминал, что видел в пути: вспоминал вытоптанные и засыпанные сором берега с редкими стебельками жухлой травы; вспоминал, как светлыми пятнышками болтались в волнах мёртвые рыбки; вспоминал взгляд больной рыси, к которой жался крохотным комочком худенький и облезлый рысёнок, — у матери не было сил сохранить ему жизнь; вспоминал пустые леса, огромные пни среди развороченной земли, груды раздавленных, покорёженных веток; вспоминал потоки умершей воды, которую не только пить, даже трогать было жутко — тускло отливала она странными цветами: грязно-рыжим, мертвенно-голубым, ядовито-зелёным… Вспоминал и чуял, как до самых краёв наполняется сердце тяжким гневом.
Но Лазурь опустила взгляд, и голос её звучал спокойно и печально:
— Большая Река, моя мать, говорила мне, что в краю её детства живут совсем иные люди. У них, наверно, особые глаза. Они видят, что всё вокруг живое, и потому любят весь мир — и Солнце, и Реку, и Море, и всех-всех-всех, больших и маленьких, разноцветных и невзрачных, стремительных и неподвижных, певчих и молчаливых, пушистых и голокожих, слепых и глазастых... всех, кто живёт на свете! И о тебе мать говорила тоже — о твоей ясной душе, отважном сердце и сильных руках. И тогда я подумала, что ты сможешь помочь, и позвала тебя.
Девушка умолкла и доверчиво взглянула на охотника. Долго молчал и Синий Путь, а потом улыбнулся:
— Мы поможем твоей матери, Лазурь! Я знаю, как спасти Большую Реку. Только скажи отцу, что им придётся на время расстаться.
Днём и ночью трудилось взволнованное Море — с неимоверной силой обрушивались волны на прибрежные скалы и откалывали огромные глыбы, а Синий Путь складывал их недалеко от устья Большой Реки, меж крутыми берегами. Лазурь помогала ему, направляя ручейки и небольшие потоки. Звери и птицы, узнав о спасении Большой Реки, приносили камешки поменьше. Даже самые крохи тащили хоть несколько песчинок, хоть комочек земли... И скоро плотина была готова и преградила водам Большой Реки путь к Морю. И Река разлилась. Разлилась неспешно, мощно, неостановимо и оттого страшно. Под её больными, но всё ещё синими водами скрывалось всё, чего не могли достать гневные волны Моря, всё, что причиняло ей боль и отбирало жизнь. Звери и птицы загодя покинули берега Реки, но люди ничего не заметили. Им не было дела до мира.
Много дней прибывала вода. Всё дальше убегали от Большой Реки перепуганные люди и наконец ушли совсем. Ушли, чтобы никогда не возвращаться в такие страшные места. Ушли, так и не поняв, что страшными эти места сделали они сами. Ушли, так и не увидев их прелести и красоты.
И тогда счастливое Море вздыбилось самыми большими волнами и раскидало по камешкам исполинскую плотину, и обняло наконец свою ещё слабую, но несомненно спасённую жену. И остатки тёмных туч пролились над ними радостными слезами, и светило солнце, и чудные волосы Лазури переливались в его лучах весёлыми бликами. И пели птицы, резвились звери, весело гудели и кувыркались в воздухе шмели, порхали разноцветные бабочки над белыми и синими цветами...
Шло время. Медленно выздоравливала Большая Река — заваливала тяжёлыми песками, смывала свежими водами то, что осталось после людей; поила берега, помогая расти травам и деревьям; нежила в мелких заводях разных личинок и мальков; намывала плоские ровные островки, где так уютно выводить птенцов водоплавающим птицам; отделяла старицы, чью спокойную воду так любит нежная ряска... К ней возвращались все прежние друзья, тосковавшие в разлуке. Все хлопотали, пели и радовались...
И только Синий Путь был хмурым и молчаливым. Синий Путь думал о людях. И снова тяжелело его сердце от гнева, снова щемила его тоска. Люди ушли отсюда, но они найдут другую Реку, поселятся рядом с ней и опять будут убивать её — день за днём, год за годом. И прекрасная дочь той, другой, Реки будет так же, как Лазурь, лить прозрачные слёзы и сжимать в отчаяньи тонкие пальцы, и ждать помощи... А вдруг никто не сможет ей помочь? Долго думал Синий Путь и наконец пришёл к Большой Реке, что кормила, поила, утешала и радовала его с самого рождения:
— Помоги мне, Мать. Научи, как быть. Нет мне покоя.
Истинные Матери мудры. Тихо плеснула синевой широкая волна:
— Не грусти, Синий Путь. И освободи от гнева своё сердце. Люди не злы, они просто не такие, как звери, деревья или мы. Каждый человек рождается беcпомощным, но в его сердце живёт маленький росток. Как каждый росток в мире, он хочет расти. Если он вырастет, человек обретёт разум — единственную свою силу. Но как растения не живут в беcсолнечных пещерах, так погибает и росток без красоты. Ибо красота и есть мудрость нашего мира — как Солнце пробуждает нас по утрам и зовёт к себе из земли деревья и травы, так и красота будит разум и ведёт его за собой. Чем моложе росток, тем быстрей он растёт и тем крепче вырастает. И мудрые народы с колыбели учат своих детей видеть и понимать красоту. Но не всегда народы мудры.
А безумные неизбежно будут творить зло не только другим, но и себе. Им незнакома радость красоты и, не находя её в себе, они не могут разглядеть её и вокруг. Люди, которых ты прогнал, любили рассказывать сказки про мёртвых, которые ходят и убивают всех живых, чтобы съесть их и утолить неутолимый голод, который не кончается никогда. Эти выдуманные существа назывались у них нежитью.
Когда в сердце гибнет росток разума, человек превращается в такую нежить — в Того Кого Нет. Такие люди не умеют самого главного — жить на Земле. Они не умеют радоваться тому, как вокруг и внутри течёт жизнь. Им быстро становится скучно. Ведь вместо мира их пустые глаза видят лишь набор мёртвых предметов, которые принадлежат тому, кто их первый схватит. И они стараются хватать побольше, чтобы заполнить ту глухую пустоту, в которой проходит всё их время. Как же им страшно и одиноко! Они боятся настоящего мира и живут в придуманных мирах — это приглушает их страх и отвлекает от скуки.
Они воображают себя властелинами земли и думают, что они сильны, раз могут что-то на ней испортить. И не замечают, как разрушают всё живое — везде, даже в самих себе. Они очень несчастны, эти безумцы, и потому несут горе всем вокруг. Но больше всего несчастны их дети. Ростки их разума — единственная драгоценность человека — засыхают и гибнут, не успев прорасти.
Долго сидел на берегу Большой Реки Синий Путь. Вокруг текла жизнь: переплетались, соединялись, прерывались, ветвились бесконечные струйки, струи, ручейки, водопады... И — когда на мгновение, когда на минуту, когда на несколько часов — они соприкасались и с его жизнью: как будто несколько капель переливались от них к нему, а от него — к ним. И куда бы ни повернул поток его жизни, всюду его ждали тысячи, миллионы соприкосновений с иными потоками — то маленькими, то огромными, но всегда полноводными. Синий Путь пытался представить себе жизнь без этих встреч — и не мог. Повеял ветер — он подставил ему лицо; цветной чешуйкой сверкнула на солнышке рыба — он улыбнулся; белочка прыгнула на плечо, пушистым хвостом шею пощекотала — он засмеялся; качнулось кружево берёзовых ветвей — он залюбовался их тонким узором; услышал осенний призыв желны — пожелал ей удачи; а взглянул на синие струи Большой Реки — будто сильней стал...
И сказал Синий Путь Большой Реке:
— Благодарю тебя, Мать. Теперь я знаю, что мне делать. Я хочу, чтобы люди увидели наш мир и его красоту. Я с детства люблю твою чистую синь и тяжело мне будет в разлуке. Но я пойду к этим людям. Не могу не пойти.
Лазурь взяла его за руку:
— Я пойду с тобой, Синий Путь, — твёрдо сказала она. — Мы пойдём вместе. Твоя дорога — моя дорога, я стану твоей женой и всегда и во всём буду помогать тебе.
И в глазах девушки охотник увидел родную — глубокую и спокойную — синеву. И накрыл тонкие пальчики крепкой и тёплой ладонью.
С гордостью и печалью смотрели им вслед Великое Море и Большая Река.
