Подарки Деда Мороза,

рассказали Николай Афанасьевич Телятников и Анна Андреевна Веснянкина

* * *

Расскажем мы тебе, как кузнец Мороз, ставши дедом, новое Дело в жизни обрёл. Подобное и с людьми случается. Бывает, Дело в человеке разгореться не может, но и гаснуть не гаснет — тлеет до поры. Часа своего ждёт. А придёт время — вспыхнет ярким пламенем. И не только люди вокруг — сам он себе удивляется.

Вот соседка наша, баба Сюта, всю свою жизнь коров доила, а как состарилась — ушла на заслуженный отдых. Вроде и не собиралась ещё, да невмочь уже стало со скотиной управляться. Тут-то Дело её и вспыхнуло. Да так, что не только её саму — всё вокруг осветило. Настоящее-то Дело по тому и узнаётся: горит в одной душе — а светло да тепло всем вокруг. Ведь во всех избах у нас — бабы-Сютина роспись. Она рисует — и светло ей на сердце. А другие смотрят только — а и им светло.

Ну ладно. Сказку-то нам издалека начать придётся, иначе непонятно будет, что да отчего. Вот послушай.

Когда Сильные Землю ещё устраивали, то договорились меж собой, что каждый в свой черёд Дело исправлять будет. Скажем, Метелица леса и поля укрывает снежными покрывалами — пушистыми, тёплыми. После, как земля отдохнёт, убирает их вместе с Весной, а Весна к тому же весь мир будит и украшает по-своему. Потом Лето с Осенью им на смену приходят, свою наводят красоту, а после снова черёд Метелицын. И порядок этот — как с начала времён заведён, так нерушим и поныне.

И есть в этом земном круговороте особый день — самый короткий в году. Корочуном его и называют. В этот день собираются Сильные в синей Метелицыной избушке за кружевными стенами и совет держат — делам да задумкам своим что-то вроде переклички устраивают: не забыть бы чего, чтобы в последний миг не спохватываться. А то бывало такое. Ну, вот. Садятся они все за большой круглый стол, а над столом шар в воздухе висит, насквозь прозрачный — то ли ледяной, то ли хрустальный. И всё, что есть на Земле, на том шаре тоже есть.

Но не просто нарисовано или наклеено, а всё как живое, как взаправду бывает. И если кто из Сильных вознамерится что-то на Земле поменять — на шаре сразу же видно, что тогда будет. Скажем, решит Море повернуться с боку на бок, а на шаре видно, где что волной при этом накроет да как высока та волна. Или Метелица захочет в другой мир перебраться, а на шаре видно, сколько где воды прибавится. Ведь холод-то на Земле от Метелицыной шубы идёт, да от шубы Севера ещё. И если она уходит — вполовину, считай, холоду меньше, потому и тают вековечные льды.

Вот Сильные по этому шару задумки свои и сверяют — ладно ли получится.

Как видишь, Сильным с самого начала известно было, что Земля у нас вроде шара. От Сильных и люди это узнали в незапамятные времена. Почему незапамятные? Потому что давно уж не помним мы о них. Только сказки остались. Скажем, простая самая — про Колобка. Каждому ребёнку с детства знакома. И взрослые не забывают. Есть в этой сказке какая-то тайна, что всем покоя не даёт. Кто так её истолковать пытается, кто иначе... А дело тут вот в чём. Сказка эта — про Землю да про нас с вами. Говорят, кто-то из мудрейших Сильных её сложил, кому будущее открыто. А кто, нам неведомо. Может, сам Север. А может, и такой, что с Земли — опять же в незапамятные времена — в другой какой мир ушёл, и только сами Сильные про него знают...

И по сказке так оно выходит: по облику Колобок — это наша Земля. Как она, круглым родился и горячим, весёлым и радостным. А по сути он — как мы на Земле. Что потом с ним было, помнишь? Остывал, черствел Колобок, корочкой жёсткой покрылся и гордость его в гордыню превратилась. А знаешь, в чём между ними разница?

Гордость у человека для того, чтобы самого себя измерять. И когда человек на жизненном распутье оказывается, гордость его от гибельного пути бережёт. Думает гордый человек: не могу я против красоты да правды пойти, ведь тем себя уроню. Гордость-то ему для мерки вон какие высокие мерила предлагает — красоту да правду. А если утратит человек эти мерила и только по себе себя же мерить примется, тут его гордость умаляется с ним вместе и переходит в гордыню. А гордыня иначе советует: я сам всему хозяин и никто мне не указ! Что хочу — то и ворочу! От неё-то Колобок и погиб.

Гордыня, она ведь всегда хитрость притягивает — обе они дочери обмана потому что. Только гордыня сама себя обманывает, а хитрость — других. И обе к гибели ведут. И если непомерно гордыни на Земле прибавится, сгинет наш мир в утробе хитрости и лжи. Предупреждение нам эта сказка. Вовремя бы понять. Потому как и третья сестра у гордыни с хитростью есть — глупость. Говорят, тройняшками они родились, а кто-то думает, что это одно существо, но о трёх головах, вроде Змея Горыныча. Как бы там ни было, одной без других не бывает — где одна, там и все три.

Ну ладно, дальше про Корочун слушай. Люди этот рубеж тоже чтили. Они тогда с Сильными ещё знались и потому понимали и творчество их, и ответственность. И Корочун был у них праздничным днём, началом нового круга, на котором всё на Земле повторится и всё будет по-новому. Это был праздник Земли, и в её честь пекли для праздничного стола колобки. А потом всех-всех угощали — и друг друга, и Сильных (чаще всего Рекам отдавали, а те относили уже всем остальным), и Деревья, и зверей с птицами... Всех-всех. Потому что Земля — для всех, и все мы через неё — родные.

Да, так и было. Но постепенно всё переменилось. И как оно теперь, ты не хуже нас знаешь. Корочун только астрономам интересен, а люди Новый год празднуют. И праздник этот сугубо человеческий: только о своих мечтах и желаниях мы в этот день помним, а о других обо всех, да и о Земле самой — и не думаем.

А вот Мороз о нас — как и все Сильные — думает, и ещё как! А больше всего — о детях. Детей Дед Мороз любит до самозабвения. Как доченька у него родилась, так любовь эта в нём и проснулась. И такая большая эта любовь, что всем детям на свете её хватает.

И вот заметил Мороз, что дети на обычных взрослых людей непохожи, а похожи на него самого: глаза ясные, умы любознательные, сердца открытые... И жить они ещё умеют по-настоящему — по сердцу, а не по обычаю. Песни, скажем, захочется — запоют. И в голову не возьмут, что нельзя, — кто же, мол, поёт посреди улицы... Так почему же люди рождаются одними, а вырастают другими, что с ними приключается?

Озадачился Мороз. Стал он к жизни детей приглядываться и всё до тонкости разузнал. Увидел, как может погаснуть в душе живой огонь, наглухо залепленный паутиной пустых дел. Как тускнеют ясные глаза, захлопываются распахнутые створки сердца, тягучей скукой затягиваются умы... И горько было Морозу, ведь всё это происходило не само по себе — всё это делали взрослые.

Те самые взрослые — с омрачёнными заботой лицами, торопливой походкой и безрадостными улыбками. Те самые, что кладут жизнь на ничтожные пустяки, думая, что делают важное дело. Те самые, что боятся открыться даже самим себе. Что не умеют быть по-настоящему счастливыми. Те, что когда-то тоже были ясноглазыми детьми.

Не сразу, но всё же понял Мороз, отчего так случается. А если уж Мороз не сразу понял, нам и подавно трудно объяснить. Но всё же попробуем. Видишь ли, мир чем-то подобен шару, подвешенному на ниточке: какой стороной к себе повернёшь, таким он для тебя и будет. Только шар руками поворачивают, а мир — сердцем. Скажем, веришь ты, что все кругом обманщики и подлецы, и что ни делай, а такие на каждом шагу будут попадаться. А если всем сердцем веришь, что на правде мир стоит, то жизнь с добрыми да справедливыми людьми тебя сводить будет. Другими словами, мир твой — каким он окажется — ты сам и выбираешь. И раньше все об этом знали.

А сейчас иначе бывает: обидит тебя кто-нибудь, и ты уже в каждом обидчика видишь, от каждого подлости ждёшь. Ведь тебе только людской мир знаком, другого у тебя нет, потому и сравнить не с чем. И никак тебе в добро и правду не поверить. А по вере в твоем сердце и мир к тебе поворачивается — тем боком, какой ты сам настоящим считаешь.

Вот ведь как оно обернулось. Когда люди в мир Сильных смотреть умели, то понимали: всё, что на самом деле есть на свете, — красота. Всё остальное недолговечно, не по-настоящему, минет и забудется. А когда только в свой собственный, людской, мир окунулись, тут им всё иначе показалось. Оттого-то, понял Мороз, с детьми перемена и случается: маленькими они ещё на мир Сильных смотрят — а взрослые им не дают, к своему мирку повёртывают.

Зима, тёмный и вьюжный вечер. Мать с маленьким сыном идут по улице. Мальчику на варежку села крупная узорная пушинка — снежинка. Останавливается он, чтобы получше её рассмотреть, и вдруг вздрагивает от нетерпеливого окрика: мать недовольна — ведь если на автобус опоздаем, придётся ждать следующего, стоять на остановке в такую паршивую погоду. Снежинка? А что снежинка? Подумаешь, невидаль. Домой придём — на картинке и посмотришь.

Весна... В парке тают остатки зимних сугробов и так весело! Весело блестит влажная кора деревьев, весело поют синицы, весело светит солнце и сверкают лужи на дорожке. Мальчик идёт с мамой по парку. Ему хочется прыгать, бегать, всё потрогать и посмотреть! Но мама у него заботливая, и мальчик то и дело слышит её голос:

— Ну, куда — в лужу?! Что ты встал как вкопанный, холодно же стоять! Не ходи туда, там грязь! Не поднимай эту ветку — видишь, она вся мокрая! Не бегай так! Ну посмотри — новые штаны забрызгал! Только надел — и уже стирать надо! Ну, чего ты там руками в грязи копаешься?...

Лето... Прохладный пасмурный денёк. Всё серое за окном, но не грустно-серое, а мягко-серое — ласковое, тихое. По светло-серому небу бегут пушисто-серые тучи, роняют вниз прозрачно-серые капли. Выбежала девочка под дождик, подставила личико нежным приветливым капелькам, улыбнулась счастливо. И вдруг — недовольный окрик взрослого:

— Куда выскочила? Вымокнешь вся! Простудишься! Платье теперь сушить! А ну живо домой!

Дети зов Сильных ясно слышат — а откликнуться им не дают. И постепенно они забывают о том, что так и не получилось толком рассмотреть.

Понял это Дед Мороз и надумал вот что: на Новый год, когда люди друг другу подарки дарят, он тоже будет детям свои, особые, подарки дарить. С тайной внутри.

И вот в Корочун, перед началом нового круга, в Метелицыной избушке Сильные собираются уже не только для переклички. Они все помогают Морозу — готовят детям чудесные игрушки.

Вьюга точит вертушки-волчки, а Осень их расписывает. Снегурочка вертит кукол, а Прабабушка Метелица с Весной шьют им наряды — снежное кружево и цветную вышивку. Северный Ветер с сыновьями мастерят музыкальные инструменты: Ветер — певучие дудочки, Снег — нежные свирели, Вихрь — звонкие свистульки, а Буран — гулкие барабаны и урчащие буркалы.

Пламяна вяжет тёплые рукавички с жаркими узорами — золотисто-жёлтыми, огненно-красными, пламенно-оранжевыми... от одного взгляда на них тепло станет; а её шустрый младшенький братишка Огонь плавит в кузнице у Мороза красную медь с белым оловом и льёт из бронзы весёлые подвески — то ли кони получаются, то ли птицы.. Ещё он помогает Морозу варить прозрачное цветное стекло. Посмотришь сквозь такое стёклышко, и всё вокруг станет синее, зелёное, золотое... А если сложить из этих кусочков мозаику, узнаешь, каким видят мир те, кто может смотреть сквозь радугу.

Солнце вместе с Зорёй шьют яркие круглые мячики, щедро украшая их золотыми нитями и блёстками, вышивкой и бисером; Лето со Взнорушкой делают цветистые калейдоскопы, каждый новый узор в которых, как каждый новый день в настоящей жизни, краше прежнего...

И вот в канун Нового людского года надевает Дед Мороз красную праздничную шубу, высокую шапку, расшитую искристыми льдинками, берёт в руки медный посох с круглым — в честь Земли — ледяным набалдашником, зовёт Снегурочку, и отправляются они в путь. Незримо и неслышно проходят дед с внучкой в людские дома и оставляют под новогодними ёлками подарки — капельки живого прекрасного мира.

Но некоторые родители подменяют подарки Деда Мороза своими — ковыляющими роботами, куклами с неживыми, застывшими лицами или коробочками, что показывают разные картинки. Прилипнет малыш к такой коробочке и ничего вокруг не замечает. А родители радуются — всё идёт так, как подсказывают им их больные, увядшие души: картинки-подделки быстро вытеснят из детской памяти настоящий мир. Поиграет с такой игрушкой ребёнок и почувствует внутри ноющую пустоту — это болит его живая душа. Ребёнок мечется, капризничает, не зная, куда себя деть, чем заполнить эту пустоту, как унять боль, а ему подсовывают другие игры и игрушки — год от года всё сложнее, сложнее, сложнее... Они захватывают всё больше, всё больше, всё больше, а главное — отвлекают от боли... И когда детская душа вянет, как сорванный цветок, тогда наконец утихает эта ноющая боль и становится легче — ребёнок уже может жить среди взрослых и готов, когда вырастет, передать их мир и своим детям.

Но бывает и по-иному. Возьмёт малыш юлу, сделанную Вьюгой, запустит и смотрит заворожённо, как вьётся-переливается на ней узор — красота, не оторваться. А потом вдруг заметит, что на любимую игрушку чем-то похожи речные струйки со светлым отливом в водоворотах; льющиеся по стеклу капли дождя; порыв ветра, вихрем взметнувший с тротуара сухие листья... Вглядывается маленький человек, и чем больше вглядывается, тем больше открывается ему, тем шире и светлее становится для него мир. И душа распускается навстречу прекрасным цветком. А видеть научила его маленькая игрушка, куда, как в волшебную шкатулку, запрятаны образы живого мира Сильных, мира нашей Земли.

Мы не будем тебе рассказывать о нём, потому что если ты так и не разглядишь его, то ничего не запомнишь из наших рассказов, а если разглядишь — всё узнаешь о нём и без нас. Ведь тот, кто умеет смотреть, увидит всё — ничего не прячет мир от любознательных глаз и чистых сердец.