Мороз,

рассказала Агриппина Петровна Боровичок

* * *

Пришло время, и родился у Метелицы сынок — розовощёкий горластый крепыш. И имя ему дали под стать, звонкое, — Мороз. Ну а пока маленький — Морозко. В то время, говорят, несколько малоснежных зим выдалось, и неудивительно. Мальчишка рос искренним и добрым, но уж таким любознательным, таким непоседой, что мать-Метелица с ног сбилась за ним приглядывать. Какое уж тут рукоделье. Только сядет за коклюшки, глядь — сыночка и след простыл.

А прибежит, или сама Метелица домой приведёт — только и слышно:

— Мама, а меня белочка орешками угощала!

— Мама, а я на самой высокой ледяной горе был!

— Мама, я с Ручейком подружился!

Глаза горят, румянец во всю щёку, а у самого — то варежки новые потеряны, то ноги мокрые, то пуговица оторвана. Метелица не знает, за что и браться — то ли кормить сыночка, то ли рассказы его слушать, то ли одежду чинить.

Одно выручало молодую мать — как и все в роду Сильных, рос Морозко рукодельником. Только вот дело выбрал тоже беспокойное, по себе — твёрдый чекан да звонкий молот. Бывает, набегается, а потом по целым дням не выходит из кузницы — что увидел, то выковать норовит. Сову повстречает — накуёт целый мешок тоненьких ледяных пёрышек, и как только не расколются. А потом Ручейку отдаст — заискрятся пёрышки, заиграют под солнцем весёлым блеском. Берёзку стройную заметит — подарит ей накидку из игольчатого кружева. Это уже материно рукоделье в памяти у него всплывёт. А то сосулек на токарном станке наточит из голубоватого льда. Видел, говорит, как люди такие же из земли выкапывали, только те румяными были, яркими; а раз они такие любят, я им по всем крышам и развесил — пусть любуются!

В общем, как ни поглядишь на мальца, всё он чем-то занят: и глаза, и руки, и ноги — всё при деле. То гулять убежит, то в поход многодневный отправится — окрестности-то все давно излазаны; то в кузнице молотом бьёт; то с Ручейком да с лесными жителями беседует, знакомится; то матери помогает с зимним убранством: сквозистых льдинок для краёв лужиц накуёт — как зеркальца в оправу вставит. Выдумщик, в общем, каких поискать.

И вырос Мороз парнем на загляденье — могутный, ладный, красивый: русые кудри до плеч, борода пушистая. В танце, бывало, и Ветров обгонял, а как вприсядку пустится — земля под пятками подрагивает. А главное — мастер искусный. И сколько дел на плечи ни взвалит, ему всё мало. Детские ребячества свои не бросил — только новых прибавилось, а кроме того матери всерьёз помощником стал. По всей земле ладит Мороз крепкие зимние дороги, куёт мосты через озёра и реки, замораживает болота... Радуются что люди, что звери: куда летом ни за что не попасть, зимой пути открыты. Потому зимний холод по его имени и называют — морозом.

Одним словом, жених вырос завидный. Мать-Метелица уже и подарки для снохи будущей приготовила, уже о внуках мысли пошли, да только сам Мороз с этим делом не спешил — ему работу подавай, да побольше.

Но вот как-то ранним утром... А надо сказать, время у Сильных иное — не такое, как у людей. Их день целый год длится: зима — это ночь, весна — утро, лето — полдень, а осень — вечер. И взрослеют они не по дням, а по часам — точно как в сказках сказано. Ведь в сказках — всё правда.

И вот как-то ранним утром, когда Солнце весело пускало золотые лучи, а Метелица начала убирать прошлогодние (по людскому времени) снежные покрывала, решил Мороз навестить друга детства — лесного Ручейка. Собрался и зашагал. С макушки Земли — страны Севера и Метелицы — до густых лесов путь неблизкий. Когда Мороз поприветствовал первые Ели, мать его уже успела много покрывал убрать — кое-где их и вовсе не осталось.

Ручеёк радостно зажурчал, завидев друга, — давненько тот в гости не захаживал. Мороз тоже шаг ускорил и вдруг будто споткнулся. Там, почти на берегу Ручейка, стояла девушка, да такая милая, нежная, трогательная... Платье на ней совсем простое, из мягкой серебристо-серой ткани. Жёлтенькая кружевная накидка лёгким облачком плечи покрывает. Аж светится девушка, а сама смуглая, и волосы под стать лицу, темноватые. Никогда Мороз таких не встречал. Смотрит на смуглянку и молчит, а Ручеёк журчит-посмеивается — мол, влюбился, друг. А Мороз и точно — влюбился. Да так, что, только голос к нему вернулся, сразу девушку за себя позвал. Замуж то есть. Она улыбнулась:

— Ты бы, — говорит, — добрый молодец, сначала сам представился, а потом и меня спросил, как зовут, какого я роду-племени...

— Прости, красавица, — Мороз в ответ, — сердце вперёд меня решило: жена ты мне, а я — твой муж. Не огорчай отказом.

И руки ей протянул. Не стала отпираться девушка — и ей Мороз полюбился. Вложила руки в его ладони: в два раза меньше они Морозовых, а сильные руки-то, по всему видно — не бездельницей росла. Крепко сжал их Мороз, к щекам своим горячим приложил и спрашивает:

— Как же зовут тебя, жена моя любимая?

— Ива, — отвечает она, — из рода Деревьев.

— Ива, — повторил как пропел Мороз. — Ивушка...

Долго прогостили они у Ручейка: Мороз про себя жене поведал, она ему — про себя. А Ручеёк всё детские проказы да шалости вспоминал, да к месту, так что все трое смеялись, звонко, как птицы. К обеду переоделась Ивушка в новое платье — зелёное с бархатистым белым исподом. Ох и красивое, особенно в танце: взметнётся подол, и не поймёшь — то ли зелень, то ли серебро в глазах. А танцевать Ивушка умела отменно, как и сам Мороз. И наплясались же они под весёлые песенки Ручейка! Не заметили, как время к вечеру пошло. Тут Ивушка снова наряд сменила — надела другое платье: светло-сиреневое с тонкой белой вышивкой, как инеем прихвачено. Тут и правда будто холодком потянуло. Смотрят они — а это Метелица в своей снежной шубе за сыном пришла. Волнуется — давно уж он так надолго не пропадал. Ушёл, когда она покрывала снежные убирала, а теперь уже новые стелить пора.

Смущённо забормотал Ручеёк, покраснел Мороз, поклонилась Ивушка. А Метелица — мудрая, как истинная мать — всё поняла и улыбается:

— Что ж ты с женой меня не знакомишь? Иди сюда, милая, дай-ка на тебя посмотреть. Я уж и подарки приготовила — как раз по тебе придутся.

Укрыла Метелица землю новыми покрывалами, укутала и сноху долгожданную тёплым пушистым одеялом. Сладко спится Ивушке под ним, да в новой кружевной рубашке. Муж родной обнимает, друг-Ручеёк песенками тихими баюкает...

Наутро, в самую рань, отлучился Мороз в кузницу. А вернулся — жена сидит на постели в утреннем своём платье и на руках ребятёночка укачивает. Дочурка у Мороза родилась! Как мать — милая. Как отец — звонкая. Ахнул Мороз, подбежал, поднял жену с дочкой, закружил. А Ивушка улыбается:

— Тише, тише, родной. Подумай лучше, как доченьку назовём.

А Мороз глядит на жену — не наглядится. Сегодня улыбается она как-то по-новому, и от улыбки этой, материнской, у Мороза сердце щемит. Наконец выговорил:

— Имя у меня давно уж заготовлено — Весна.

— Весна, — повторила Ивушка. — Какое хорошее, как раз по ней.

На том и порешили.

Шло время. Подрастала маленькая Весна, училась у матери-Ивы да у бабушки-Метелицы вышивальному искусству. Мороз в дочке души не чаял, но и работу свою не забывал. Ведь жизнь кузнеца — это труд. А труд — это радость. За любимым Делом время не идёт — на крыльях летит. Вот Весна заневестилась, вот и внучка у Мороза родилась — Снегурочка, беленькая и изящная, как снежинка. Или как дедушкины пышные кудри. Да, стал Дедом Мороз, но бодрости и сноровки не утратил. Куда там — только силы набрал. И Ивушка, жена его любимая, в самой поре — её волос и седина не коснулась.

И вот тут-то Дед Мороз ещё одно Дело себе нашёл, чуть не важнее кузнечного. Но об этом кто-нибудь расскажет лучше меня.