Год на странице. Сочинение маленького Уша
Что важно, а что не очень — для нас и тех, кто будет жить после? Маленькому Ушу предстоит найти ответ.
* * *
В середине зимы в краю розовых камушков бывают сильные метели. Вот и сегодня сильно завьюжило. Уш присел у окна — их розанцы делали из слюды, прозрачного слоистого камня, — и смотрел, как снаружи перебегает с места на место позёмка. Струйки снега походили то на белых змеек, то на волны широкой реки. Они сталкивались, рассыпались и снова возникали тут и там, так что в конце концов у Уша закружилась голова.
Он отвернулся, поплотней закутался в одеяло и взял тетрадку из тонкой берёсты. Старейшина, который был и главным учителем, задал всем необычный урок — описать на одной страничке целый год из жизни их народа.
Это совсем непросто. Попробуйте сами — целый год! За год ведь много чего случается, тем более с целым народом. Что записывать, а что — нет? Уш вставал, снова садился, закрывал глаза, жевал сладкий лепесток — ничего не помогало.
— Мам, — позвал он наконец. — А что тебе больше всего запомнилось в этом году?
— Больше всего?.. — немного рассеянно переспросила мама, вынимая пирог из печи. — У твоей тёти двойня родилась, мальчик и девочка, и оба с разноцветными цветочками. Что ещё? Ах да — соседка придумала совершенно новый рецепт пирога: не с цветочными лепестками, а с ягодами. Всем так понравилось, что теперь почти только их и пекут...
Хлопнула дверь, и в дом ввалился папа, весь белый от снега. Стряхнув одеяло, в которое кутался, он весело повёл носом:
— Пироги! Вот это вовремя — какая метель-то, а?
— Пап, а что тебе больше всего в этом году запомнилось? — спросил Уш.
— В этом году? Большой урожай собрали.
Уш вздохнул и подпёр рукой щёку. Он так и думал. Старейшина, издавна составляющий летопись, учил их: каждый запоминает своё. Хороший летописец обязательно расспрашивает всех, и только потом решает, что достойно берестяных страниц, а что не так уж важно. Ушу очень хотелось стать хорошим летописцем.
Он вздохнул: ведь если вместить на страничку всё-всё, получится так кратко, что и читать неинтересно. Ему стало даже смешно.
Вот что он сам делал вчера? Ел, топил печку, учил уроки, ходил к соседям. Разве можно прочесть такое и представить, каким был этот день? Конечно же нет! А ведь летопись будут читать, когда и старейшина, и сам Уш уже перейдут в край цветущих роз. И ему хотелось, чтобы те, далёкие и ещё не родившиеся розанцы, смогли представить, как жили их предки. «Ведь и я буду чьим-нибудь предком», — подумал он и засмеялся.
Он взглянул на маму и вспомнил, как она впервые приготовила пироги с ягодами, по новому рецепту. Папа тогда откусил и так удивился, что вытаращил глаза и закашлялся от неожиданности. А потом слопал почти всю миску.
Уш снова засмеялся и повертел в руках строгу, палочку для письма. Их выстругивали из можжевеловых веточек. Писать про папу и пироги или не писать? Не все тогда сразу согласились попробовать непривычную еду. А если в будущем таких чересчур осторожных розанцев станет больше? Может, им как раз и пригодится опыт предков! Ведь и хлеб из зёрен стали есть не так уж давно. Потом кто-то придумал добавить туда лепестки и испёк первый пирог. А теперь вот и с ягодами пекут. И ягоды оказались очень вкусными и питательными — те, кто их ел, чувствовали себя гораздо бодрее тех, кто жевал одни лепестки. А почему раньше не ели ягод? Может, в тех краях, где прежде жили розанцы, съедобных ягод просто не было?
Уш снова поглядел в окно: снежинки то плавно опускались, то вдруг стремительно отлетали прочь. Ему вспомнилось, как старшие говорили, что на свете есть края, где вечно тепло, и никакой зимы нет и в помине. И снега там никто не видел. «А вдруг и здесь потом станет так же? — пришло ему в голову. — И тогда нашим потомкам будет трудно представить, какая бывает вьюга... они не узнают, что она красивая. А мы-то знаем!»
Уш совсем запутался. Важно это или нет? Ведь летопись пишут для памяти, и если он что-то не запишет, оно со временем забудется, исчезнет. Получается, что он должен решить, что вычеркнуть из памяти своего народа, а что оставить! Уш съёжился под одеялом и уронил строгу на стол. Ему стало страшно: одно дело решать про себя одного, но за весь народ — совсем другое. А если он ошибётся?
***
Уш посидел немного и решил спросить у старейшины. Но, выйдя из дома, передумал и свернул в другую сторону, к домику своего друга Затиха. Тот тоже сидел за столом и грыз строгу.
— Не знаешь, что писать? — сочувственно спросил Уш.
Затих грустно кивнул. Имя своё он получил за исключительную молчаливость — не любил болтать, никогда не кричал и не плакал, а если говорил, то все знали: значит, без слов уже никак не обойтись. И слушали очень внимательно. Затих вообще не любил сочинений — легче и точнее всего математика!
Уш подсел к другу и заглянул в тетрадь.
— Вот и я не знаю. Вроде ничего не случилось такого... большого, понимаешь? А маленького много всего, и как тут выбрать, что важней? И ещё я подумал: у нас всегда пишут, что когда было и кто что сделал. По-твоему, этого хватает? Ну, вот ты себе представляешь, какими были розанцы, когда жили совсем в другом краю? Каким был этот край? Или какие цветы они там ели? Представляешь?
Затих внимательно смотрел на друга и покачивал головой — он никогда об этом не думал. История казалась ему отделённой от жизни чередой событий, значительных и достойных. Как большие деревья в лесу — все их видят, и всем они указывают дорогу. А если нет таких событий, зачем и писать... Конечно, предки что-то ели, но разве это важно? Все едят, даже деревья, только иначе, чем розанцы.
Затих перестал качать головой, вынул строгу изо рта и выпрямился.
— Большие дела важнее всего, — сказал он и добавил: — А маленькие надо просто посчитать.
Уш увидел, что друг его не понимает, и вздохнул. Попрощавшись, он вышел на полянку и сел за большой общинный стол, прямо в наметённый сугроб. Сколько за этим столом сообща решено вопросов! И Ушу сейчас тоже надо решить очень сложный вопрос. Решить самому. Он потуже укутался в одеяло от холодного ветра.
Может, Затих прав, и всё, кроме больших дел, — мелочь? Но если мелочь касается всех-всех, разве она не важна? Пускай еда — дело обычное. Но ведь едят все в их лесу. Это то общее, что делает похожими даже врагов, недаром ведь принято делить еду после примирения. Вон и Носопыра принёс им тогда букет вахты...
Вспомнив Носопыру, Уш улыбнулся и снова вздохнул — он соскучился и по нему, и по Тиллинке. Но зимой зверейник и лошадка спали — он в большой яме под корнями ели, а она — на дне реки. Теперь друзья встретятся только весной.
Вот бы такое сочинение задали в прошлом году, когда появились у них космические лошадки! А ещё лучше — в позапрошлом: там и тайна розовых камушков, и битва с Носопырой, и новый закон... Было бы о чём написать!
«Выходит, — подумал Уш, — Затих всё же прав. Мне самому больше всего запомнились именно большие дела. Получается, это самое важное в жизни. И в Летописи про них читать интересно».
Но такой ответ всё-таки казался Ушу неправильным. Он пока не понимал, почему. Но очень волновался. Маленький розанец чувствовал, что ответ очень важен, почти что как новый закон. Ведь если главнее всего большие дела, то, когда их нет и ничего не случается, жить должно быть скучно. И грустно. Но ведь это же не так! Уш вскочил, и с одеяла посыпался снег. Это совсем не так! Разве этот год был грустным? Или пустым? Нет, он был чудесным!
Они с Носопырой и Тиллинкой с самой весны хотели отправиться в далёкое путешествие по реке, чтобы посмотреть, куда она впадает. Но далеко не ушли — из-за Тиллинки. Когда она полюбила наш мир и обрела себя, то не смогла оторваться от края розовых камушков. Нет, она вовсе не отказывалась от похода! Но её так интересовало всё вокруг, что путешествие заканчивалось, не начавшись.
Лошадка делала несколько шагов по реке и вдруг подбегала к берегу посмотреть на трухлявый пенёк, весь зелёный от лишайника. А увидев, отчего он зелёный, долго рассматривала диковинные «листики». Потом удивлялась маленькому паучку, дула на жука, чтобы посмотреть, как он полетит. Пробовала на вкус все травинки и листья деревьев, все цветы и даже мох. А когда рядом пели птицы, начинала танцевать.
Друзья только и делали, что звали её, а зверейник однажды просто сгрёб в охапку и отнёс к реке, дав по крупу ласкового пинка... Но через минуту Тиллинка отвлекалась на что-нибудь другое. Носопыра с Ушем вздыхали, нетерпеливо ждали, сердились... А потом вдруг увидели словно бы её глазами, какой красивый и большой их край. Это было странно — всё, известное с детства, стало как будто новым.
— Разве так бывает? — разводил лапами Носопыра. — Ну ладно ты — совсем малявка, а я-то! Без малого сто лет здесь живу, а как на другую планету попал. Ну чего я в этом пеньке не видел! Да я их, таких, сколько передавил. Давить давил, а посмотреть — не догадался.
И такой растерянной и удивлённой делалась его длинная морда, вся в кусочках серого лишайника, что Уш заливался хохотом, глядя на своего большого друга.
А танец Тиллинки... Уш вспомнил, как хотел рассказать о нём розанцам и — не нашёл слов. Тогда он просто позвал всех за собой на берег. На рассвете. Когда повсюду пели птицы и река розовела от первого луча. Лошадка стояла на самой стремнине и била копытами. И летели брызги — светлые, почти белые над рекой и розовые на фоне далёких облаков. Потом Тиллинка подпрыгнула, и по воде прошёл мягкий перестук, а капельки взлетали в такт с песней дрозда: пиллить-пиллить-пиллить, фьюти-фьюти, чай-чай-чай-чай...
И вдруг танец с каплями незаметно перенёсся дальше, и там брызги взмывали и падали в реку уже иначе, широкой волной: фиу-лиу, фиу-лиу... Потому что так пела иволга. Не успели розанцы налюбоваться, как Тиллинка уже напротив деревни. Или это не лошадка? Поёт и переливается вслед за новой песней букет бело-розовых капель...
Розанцы молча смотрели. Не шевелились и почти не дышали. И тогда Уш понял почему. Они боялись нарушить непрерывность чуда. Казалось, моргни — и оно прервётся: смолкнет иволга, споткнётся Тиллинка, плеснёт некстати волна...
Но вот лошадка закончила танец и остановилась. Опали в реку последние капельки, разгладилась от их колечек вода. И розанцы запрыгали от восторга. Их разноцветные уши взлетали на стебельках над толпой и падали, взлетали снова и снова падали, как осенние листья. И радостный крик звенел над рекой, удивляя прибрежных птиц.
Разве такое не стоит того, чтобы о нём написать? Чтобы далёкие потомки узнали бы, как танцует речная лошадка. Или вот — Уш поднял голову — как танцуют снежинки среди ветвей... Вдруг потомки забудут, как танцевать, и не догадаются, у кого поучиться. «Но разве танцы так уж важны?» Уш не знал ответа. Он сник и поплёлся домой, волоча полы одеяла по сугробу.
Мама накормила его пирогами и напоила горячим настоем из лепестков. Иногда розанцы заливали сушёные лепестки водой и настаивали в печи — это был древний напиток под названием ливень, от слова лить. А сейчас ливнем называют сильный дождь. Наверное, кто-то удачно сравнил одно с другим, и всем так понравилось, что слово поменяло «хозяина». Так рассказывала Ушу мама, она любила старые слова.
«Вот интересно, — думал он, отхлёбывая красноватый ливень, — если б мама не сказала мне, я бы и не знал даже, что значило это слово. Или это неважно, раз уж теперь так называют дождь?»
Уш вдруг заметил, что думает не о прошедшем годе, а о жизни вообще. И удивился. Может, в этом и есть разгадка?
— Мам, — позвал он, — а что самое-самое важное в жизни?
— Чтобы всё было хорошо, — ответила мама.
— А всё хорошо — это как?
— Это когда правильно.
— Значит, если в этом году всё было правильно, то это хороший год?
— Так вот ты о чём, — улыбнулась мама. — Урок готовишь? Да, год был хороший.
— Но ведь ничего такого... большого не случилось!
— Вот и хорошо, — снова улыбнулась мама.
— Но ведь если ничего большого не случается, — не унимался Уш, — это же... скучно?
— Скучно, если ты сидишь и ждёшь, чего бы такого случилось. А если сам что-нибудь делаешь, то случается твоё дело, так ведь? Вот тебе и не скучно.
Мама ходила туда-сюда мимо печи, убирая пироги и чашки, и её голос звучал то громче, то тише. И это почему-то помогало Ушу думать. Громче всех прозвучали слова «твоё дело». Значит, если розанцы делают своё дело, и дело это правильное... А какое дело самое правильное для розанцев?
Уш решительно отставил чашку с ливнем и схватил строгу.
Старейшина сидел у печи, уютно закутавшись в узорное одеяло и улыбался. Он читал работы своих учеников. На столе лежала стопка берестяных тетрадок. Старый летописец с волнением открывал каждую. Он нарочно выбрал такой год, чтобы описать его было непросто. Чтобы маленькие розанцы подумали, как выполнить такой урок.
Ведь в будущем каждому предстоить отвечать за самого себя и своих детей. А кто-то станет старейшиной и будет не только вести летопись, но и вести весь род через все трудности жизни. И уже не получится спросить совета у старших, потому что старше него тогда никого не будет. Старейшина отложил тетрадь и потянулся за следующей. Он хорошо помнил, как маленьким хотел поскорей вырасти, как любил оставаться без взрослых. Теперь их нет. И он совсем не радуется этому.
В этом году родилось 38 детей и 4 розанца ушли в край цветущих роз.
Всего в роду собрали 563 корзины лепестков, 168 корзин зёрен и 255 корзин сушёных ягод.
Построили 16 новых домиков.
Старейшина улыбнулся — Затих даже здесь не забывает математику — и открыл следующую тетрадь.
В этом году ничего особенного не случилось, поэтому в Летописи упоминать о нём не стоит. Конец.
Что ж, подобные ответы встречаются в каждом поколении учеников. И даже странно, что их не так много, как он ожидал.
В этом году розанцы превратили в радостные события 49 огорчений. Три из них самые значительные, потому что касаются всех.
Вовремя засыпали овраг в опасной близости от деревни, который образовался во время затяжного дождя.
С помощью зверейника Носопыры предупредили стадо яков, которые могли увязнуть в незамерзающих топях.
Спасли семью летучих мышей, которые жили в дупле подмытой рекой осины. Был большой праздник.
Это написал Пузыня — страстный сторонник нового закона. Он вырастет надёжным мужчиной, и в любые сложные времена род сможет положиться на его здравый смысл.
Этот год был очень хорошим, потому что розанцев ничего не отвлекало от главного дела — жить хорошо. Хорошо значит правильно, и это самое главное. Когда случается что-нибудь неправильное, все сразу начинают с этим бороться. Для чего мы это делаем? Для того, чтобы всё снова стало хорошо. Потому что самое важное в мире — это хорошее. Мы, розанцы, всегда жили в нашем хорошем мире, и значит, для нас тоже хорошее всего важней. И когда мы все можем спокойно делать что-то хорошее — все вместе или поодиночке — то такой год становится самым счастливым. Ведь самое лучшее дело — не большое, а хорошее. И я бы хотел, чтобы все наши потомки всегда помнили об этом. Ваш будущий предок Уш.
Старейшина отложил тетрадь и закрыл глаза. Теперь он спокойно отправится в край цветущих роз, когда подойдёт срок. Розанец, который понимает, что значит хорошее, и хочет делать хорошее, будет достойным старейшиной.
А Уш давно уже спал, и под узорным одеялом, сплетённым мамиными руками, широко раскрылись розовые цветочки. Наверно, снилось что-то хорошее. Расти скорей, маленький Уш!
